Вчерашний день, часу в десятом шла я домой с работы, где меня лучше бы кнутом били, честное слово :3
В плеере заиграла песня бабок-ежек из "Летучего корабля", и тут меня осенило (подозреваю, что не только меня. и все давно написано до нас, тлен, тщета, жалкое эпигонство).
Крещение Руси только началось, пошла борьба за выживание и питательную веру людей: старая гвардия в лице славянской нечисти против понаехавших византийских чертей и ангелов. Византиская братия, конечно, настроена отжать поляну с концами и извести местное население, поскольку на западе все уже схвачено, а численность мифической братии растет, и нужно вести непрерывную экспансию. Нечисть-славяне без боя сдаваться не собираются. Работа преимущественно ведется на местах методами непосредственного контакта или обработки народных масс через лидеров мнения: священнослужителей того или иного культа и, что особенно важно, сказочников, работающих с самым чувствительным к убеждению и самым нажористым в плане энергоотдачи слоем населения - с детьми и подростками. И вот такой вот черт, византийский франт в пурпурных шелках, знавший сладость и яд высоких интриг при дворе Юстиниана, попадает в край, где от села Нижние Титьки до Вышних Титек три дня скачи, все равно не доскачешь. Он привык к тонкой интеллектуальной работе, а тут скоты и воняет. Не богам, конечно, горшки обжигать, поэтому пришлось идти в поля, работать с крестьянами, которых неурожаем проще испугать, чем Адом и вечными муками. Ада и рая, конечно, никакого нет, посмертия для людей тоже нет (для мифических существ - все сложно, они сами знать не знают), Бог (или боги) в обоих случаях - продукт верований самих мифических существ, скормленный людям, так что наебка приобретает особо циничный масштаб. И вот в этих кущах между вышними и Нижними Титьками встречает черт (пусть его зовут Эвлийя - не могу, ужасно имя нравится) лешего местного, завязалась у них с ходу неприятная беседа о правах на территорию и о том, что бывает с незваными гостями. А леший звонкий, легкий, как фавненок, в короне из полевых гвоздик и луговой кашки, огромные глаза мшистого, топкого цвета, голос от возмущения подрагивает, как хвост олененка-одногодка. Пропал, конечно, черт, аж в груди закололо. За пределами заповедного леса между двумя Титьками идет война: дети режут отцов во имя веры, брат идет на брата, чтобы отстоять религиозные воззрения, а за всем за этим стоят кровавые разборки мифических существ. В лесу черт рассказывает лешему о филадельфии, Гиацинте и Ганимеде, учит риторике и прочим, куда более нежным наукам; леший учится не по дням, а по часам, и, следуя губами по мшистой дорожке, ведущей от груди к бедрам любовника, черт понимает, что никогда так не был близок к пониманию божественной природы. Конечно, начальство черта на это внимание обращает, и безжалостно его вырывает из рукотворного рая. Черт лихорадочно изображает активность, сцепляется даже со сплоченным дамским коллективом местных бабок-колдуний, получает от них довольно едкое определение своей сексуальной активности и начинает метаться ещё и насчет этого дела, поскольку тонкий разврат - это одно, а истинная привязанность - это другое, это грех, а так как Бог как идея и Новый завет как регламентирующий документ действиями черта в какой-то степени руководят, мысль о расплате после смерти его грызет.
Ну и дальше, конечно, страданиев. Старая вера проигрывает, люди начинают забывать и терять убежденность. Кто-то из мифических существ истаивает без подпитки, исчезает, как утренний туман. Кто-то предпочитает умереть в драке. Кто-то, например, ведьмы под влиянием новых правил игры становятся простыми людьми, которые "одержимы" злыми силами - теряют всезнание, способность летать и так далее, от чего спиваются или сходят с ума. Прощальные безумные вакханалии ведьм (растянись, играй, гармошка!) поутру зачастую заканчиваются слезами отчаяния и непонимания: кто они? откуда они? куда ушло все то, что делало их самими собой?
И тут черт понимает: сейчас или никогда. Он подхватывает ослабевшего, еле живого лешего на руки, уносит его в ближайший населенный пункт чуть крупнее задрипанного села и похищает сказочника. Сказочник тоже отдельная тема: условная инфекицонная болезнь унесла всю его семью, и он действует как-то по инерции, все не решаясь задать себе главный вопрос датской рулетки, но когда черт приставляет нож к его горлу, сказочник вдруг понимает, что не настолько уверен в желании умереть, чтобы резко податься вперед. Так они и путешествуют: в каждой новой деревне сказочник собирает народ и рассказывает детям сказки о леших, леший получает необходимую для жизни дозу веры. Роуд-трип с единственной целью - оттянуть неизбежную смерть и распад. Сперва сказочник их ненавидит и пытается сбежать, потом как-то включается в их обоюдное лихорадочное желание протянуть еще хотя бы минуту, чтобы не расстаться. Но против них работает пропаганда новой религии: родители не отпускают детей слушать идеологически вредные сказки, веры начинает не хватать даже на день, вся вот эта вот каннигемовщина в осознании того, что ты держишь за руку бесконечно дорогое тебе существо, но удержать его не сможешь никакими силами.
И вот все. Финал. Они не могут найти никого, кто бы мог слушать сказки. Леший ложится на грязную, глинистую траву рядом с дорогой, черт обнимает его и обкладывает хуями всю небесную канцелярию от Бога до Сатаны, и тут сказочник во весь голос, почти крича, начинает рассказывать свою последнюю сказку. Про то, как черт полюбил лешего. Про то, что они ушли рука об руку в страну молочных рек и кисельных берегов, в которой жизнь вечна, все молоды и никто никогда не разлучается. И эту сказку он рассказывает в каждом селе, в каждом городе, не взирая на то, слушают его или нет, бьют или хвалят, рассказывает до тех пор, пока не понимает, что ее подхватили другие, пока не слышит ее в чужих устах. Больше он никогда ничего сочинить не может, потому что ради этой истории сжег все, что было в него заложено для овеществления своей фантазии. И он идет в никуда - без родных, без призвания, без будущего, исчезает на границе между серым небом и заиндевелой дорожной грязью, осознавая только то, что он, возможно, родился ради своей последней сказки и сделал все, что должен был.

Как-то так

На главной странице лайвлиба зловещим красным светом засветилось оповещение: "Судя по прочитанным книгам, вы женщина! Это так?"
Как скажете, фельдмаршал!
Интересно, кто меня сдал, думала я, открывая ридер, на странице которого было следующее:
"Please. Fuck me. Against the wall, however you want, my lord, do it, please." Stephen was rubbing urgently back against him.

Как говорила Дафна в бессмертной киноленте, "Я женщина! Я женщина! Какой ужас..." :3

Вчера мне просто так, ни с чего приснился длинный, связанный сон про то, что я Шпрети. И кручу роман с Рёмом. Сука. Ненавижу. Четыре года бурного увлечения ничего подобного не снилось, а теперь?! А теперь все. А теперь одной рукой читаю Съянову, второй - биографию рёмовскую, которую так и забросила переводить, третьей рукой думаю о прожитых годах, четвертой закрываю третий глаз фейспалмом.
Короче, есть такая идея - написать небольшой кусочек текста по давно оставленным фандомам. По рейху в первую очередь. Предлагаю товарищам пишущим устроить такой флэшмоб "тогда и сейчас", как у товарищей рисующих. Взять с наскока давно оставленную тему и понаблюдать за прогрессом, так сказать.
Буду рада рассмотреть предложения по темам и фандомом или заказать кому-нибудь. Надо раздупляться уже, в руки шашки взять.

Свирепый дикий вепрь, мать его Фашизм не пройдет, как первая любовь (с)

Зря, зря хоронят отечественный кинематограф, сказала Тендер, в стотысячный раз пересмотрев "Турецкий гамбит". Не без помощи бутылки просекко, конечно, но вместе со Статским советником эта киношка заставляет верить в то, что еще не все полимеры просраны в игровом кино для широкой аудитории.

Прочитав миди команды Даунтон (спасибо Ayliten за наводку - тот случай, когда за реком захожу в полной уверенности, что будет хорошо, и ведь будет), с меня слетела шляпа. Всю жизнь хотела такого типа бессмертия - в чужой картине, книге, скульптуре, черт знает в чем. В детях бессмертия нет, это совершенно непредсказуемый проект, зависящий от собственной личности, которая на 10% темперамент (то есть на навскидочные 5% твой собственный глубокий внутренний меланхолик, а на оставшиеся 5%, возможно, папкин холерик, гори в аду) и на 90% результат дружбы со шпаной или влюбленности в вокалиста группы Депеш Мод. Хочу войти в мир идей самой собой, причем лучшей собой. Глазами души своей вижу: в руках книга, концентрические круги кофейных чашек вокруг, ноги, конечно, на первый план - метр гордости от пяток до бедра. Посткоитальная нега, конечно, очень к лицу была, но в текущих реалиях Новый год случается чаще. Впрочем, надо протереть глаза моей души, пусть будет эта самая нега, кармин, карман, аминь и вишни в цвету на заднем плане. Очень хочется войти в бессмертие молодым Дораком.
Жалко только, что хуй в него войдешь.
Пора разобраться с навязчивой фантазией вызывания восхищения только внешностью и ничем большим: во-первых, идея провальная, к колыбельке не пробилась фея, которая нормальную харю дарит, во-вторых, зачем, зачем это нужно, если есть другие качества, которыми можно похвастаться? Например, могу итоговый отчет за два дня. Вишневые хвостики языком завязывать умею. Ушами шевелить немножко.
Проблема шире, хочется быть морской звездой, существует устойчивое мнение, что можно просто лечь и позволить себя любить, и все будет хорошо. Но а) не будет, б) никому не нужны морские звезды, в) по крайней мере, не ты, дорогуша, г) сама же не сможешь, тебе же нужно контролировать процесс.
Посоветуйте вот художественных произведений или фичочков про учитель-ученик или старший-младший, будьте ласковы, а? Гомосню, конечно, хоть м/м, хоть ж/ж. Каждая рекомендация сэкономит мне 2500 на сеанс у психоаналитика :3
Лана дель Рей пастырь мой, и я ни в чем не буду знать покоя.

Не могу, распирает просто, хочу поделиться с общественностью. Надысь пыталась меня рекрутировать фирма Х, имеющая самый крупный кусок в CRO-индустрии из локальных, круче нее только пара американских контор, которые в Раиссюшке свои представительства имеют, и еще фирма Y, которая имеет свое собственное производство и свои же продукты с нуля выводит на рынок и регистрирует. Предлагали много денег. Я не пошла, потому что моя собственная микрофирма вдруг вынула из кармана (много денег)*1,25, поклонилась в ножки и сказала: ох ты гой еси Тендер Батьковна, не уходи, побудь со мной ещё немного! Так как я правда гой, то осталась. Фирма Х в лице генерального директора ужасно абиделас и устроила мне форменную истерику по почте: пiдманула, пiдвела.
А сегодня мне пишут из фирмы Y: по здорову ли, свет-Тендер? Как живется-можется? Не хотите ли жить и мочь у нас, раз у вас такой опыт и такие большие сиськи, что одна другой больше?
Ну, про сиськи они мне не написали, хотя все правда :3
Если предложат (много денег)*1,6, придется все-таки изменить родной фирме. Хотя вряд ли, это уже машинка для закатки губ нужна
***
На выходных попали-таки с Фл. в Меншиковский дворец, и это внезапно как раз то место, в которое не стыдно сводить понаехавших. Я почему-то была уверена, что там из всей экспозиции скелет Василия Ивановича Чапаева в детстве, а там аж два этажа, второй гораздо интереснее, и много обжедаров, которыми даже Феликса Феликсовича Юсупова можно было бы приятно удивить (полуторалитровая чаша в виде корабля, которую чисто технически нельзя поставить на стол и держать в руках, можно только выпить и упасть, особенно зачетна).
Один минус - эрмитажные бабушки. Ещё более лютые, чем в самом Эрмитаже. Посчастливилось нам находиться в одном зале с экскурсоводом, который вел группу сорок лет скитаться по интерьерам, и что-то обсуждать между собой приличным для музея голосом, на что экскурсовод типажа бодрой колхозницы, разинув рот на ширину плеч, выдала басом: "Девушки! Вам не кажется, что два человек одновременно не должны говорить?!"
Кто-нибудь в меньшей степени измученный воспитанием предложил бы ей, раз так, завалить калитку. Но я просто не могу Когда, скажем, в районе метро Технологический институт одной нежной пятничной ночью в дупеля пьяный мужик планомерно пытался упасть на Фламмера, я оттолкнула его со словами "Идите нахуй!", потому что на ты к незнакомым людям обращаться неприлично. И так везде.
Кафе Мин Херц при том же музее победоносно названием. Может быть, оно и чем-то другим тоже победоносно, но мы этого не узнали, поскольку официант отказался нас обслуживать на том основании, что может пойти дождь :3 Такой уровень сервиса в последний раз я видел в 1899 году в Париже на Рю-де-ла-Пе. Наверное, это тонкий продукт-плейсмент: во дворце Меншикова все должны быть хамоваты. Правда, в таком случае они ещё должны быть голубоглазы, светловолосы и прекрасны, как греческие боги, и пороться в жопу с Петром Алексеичем, но если в отношении официанта я бы еще на это посмотрела, то в отношении бабули-экскурсовода, пожалуй, смело бы доплатила, лишь бы никогда такого не видеть.
Всюду жизнь.

«Светская жизнь» оказалась легкой, как жена Лёши в «О чем говорят мужчины» - никого не жалко, ни за кого не страшно, но очень красиво. Люблю такие фильмы, в которых зрителя не заставляют волноваться. Брат-гангстер и мама-еврейка особенно мощно доставили, «Живи каждый день как последний, и когда-нибудь не ошибешься», истинно так. А Кристен Стюарт умеет играть, всегда в это верила; больше лгбт красоток в большое кино, больше!
Меж тем Ева Шварц вершит свою ужасную подрывную деятельность, и вот, дорогой д-вч, есть два куна из аниме, и в моей голове опять Аи но Кусаби, 50 оттенков самопожертвования, медленный проникающий секс в мозг и несколько сотен способов зажариться от френдпейринга в прямом эфире Скоро здесь будет тег "психопасс", давно уже искала способ прочитать Руссо и Спинозу, нужен был только правильный фандом

По случаю внушительной температуры выпила на ночь парацетамол с фенилэфрином, и сон мне был, будто бы я светлейший князь Меншиков эдак за годик-два до березовской ссылки, и готовлюсь я к встрече с милым другом Петром Алексеичем: велю иконы убрать и стол накрыть. И приходит он, конечно, в полночь. Опустим завесу стыдливости над тем, что было далее, но, уходя с петушиным криком, Петр Алексеич настоятельно посоветовал мне больше не воровать и горло лечить.
Проснулась от кашля. Может, пора уже начать подворовывать, чтобы было что бросить? :3
Альзо, вот как фанфики Lille Prinsen, Commissar Paul и *Fifi* влияют на воспаленное сознание :3

Венеции, которую я себе представляла, не существует. Она все еще болтается в стеклянном шарике моего воображения: можно потрясти головой, и над каналом начинается снег. Настоящей Венеции я тоже не увидела: ее, говорят, сервируют с поздней осени до весны. Венеция летняя - Диснейленд под открытым небом; размокшая и сколотая штукатурка кажется изящным дизайнерским ходом, вонь застоявшейся воды в каналах - работой парфюмера, искусно намешавшего индолов в парфюмерную композицию "Серениссима". Голуби на Сан-Марко почти наверняка штатные работники службы безопасности или, по крайней мере, прошли два-три курса в местном институте туризма и гостеприимства.
Венеция красива сказочно, как город во сне, но она не настоящая. Она из тех женщин, которые даже за хлебом выходят на шпильках и с вечерним макияжем. В полуденной жаре она позволяет себе расслабиться, и свежее разношерстное бельё, повисшее на веревке через крошечный канал, производит почти такое же эротическое действие, как щиколотка викторианской барышни, на секунду показавшаяся между сапожком и краем юбки.
Карта, выданная нам в отеле, оказалась очень точной, но ни одна улица на ней подписана не была, так что ориентироваться приходилось, как Тенар в "Гробницах Атуана", по количеству поворотов налево или направо. Как нагло врали те, кто рассказывал, что в Венеции легко заблудиться; ни разу, дорогие мои, ни единого разу. Буду считать, что в позапрошлой жизни была местным голубем: тупым, раздутым и с чувством глубокого превосходства гадящим на головы прохожим.
Самым ярким впечатлением была даже не Скуола гранде ди Сан Рокко (оказывается, Тинторетто может быть слишком много), а небольшая церковь близ моста Риальто, пустая, гулкая и лишенная приманок для туристов, глоток свободного пространства в окружающем парке исторических аттракционов, и безымянный канал близ кампо сан Поло, по которому в полной тишине вдруг проплыла гондола с птичьего телосложения стариком, внезапно раскинувшим тоненькие руки и прекрасным, бархатным баритоном раскатившим мелкие стеклянные шарики итальянских слов во все стороны - почти уверена, что это был Верди.
А настоящую Италию я увидела по дороге от Езоло к аэропорту: вдоль узкой, не слишком ровной дороги бесконечные заброшенные поля, отгороженные от трассы десятками домов с идиллическими названиями. От "Дома плодородия" остался щербатый остов да кусок фасада с вывеской, "Дом Америки" - две стены и крошечный кусок крыши, поросший травой. Что-то близкое сердцу есть в стране, включающей в себя пустоты, зоны, которые были предоставлены сами себе после неудачной попытки склонить их к сотрудничеству.
Привезла из Италии несколько солнечных ожогов, неуверенный загар и потрясающей мощности простуду. Дворец Дожей и Академию так и не осмотрела, потому второму заходу - быть.

читать дальше Отпуск с самого начала свидания стоял на полшестого и норовил пасть, как Троя. В последнюю рабочую пятницу пошли с Фл в ресторан, утром субботы у него прекрасным образом манифестируется что-то, похожее на чуму и холеру одновременно. В понедельник лететь, спасибо Ginza project за незабываемые минуты. Вызвали скорую, вкатили Фл, бедному котику, таких антибиотиков, от которых даже Иисус бы не воскрес, если бы был бактерией. Попутно я впадаю в череду психозов, потому что то ли летим, то ли в Боткина, то ли минует меня чаша сия, то ли пронесет не в том смысле. Ничего, чудом загрузились по маршруту такси-Пулково-Мюнхен, откуда должны были, покачавшись три с половиной часа в колыбели баварской революции, отправиться в Венецию. Долетели мы до Баварии, начали кружить, как овца с лентецом в головном мозгу, и через двадцать минут такого кружения немецкий Ганс, рулящий люфтганзовским пепелацем, на своем криптоанглийском объявляет: так и так, лейдис эгд джентельмен, дер гроссе арш случилась, закрыт Мюнхенский аэропорт ввиду пивного путча в небесах, так что давайте-ка в Штутгарт махнем, а то у нас топливо кончается. Сказать, что я в этот момент отложила дорогу из желтого кирпича - практически ничего не сказать. Откладывай я брусчатку, Собянину бы еще на десять лет урбанизации хватило. Прилетели в Штутгарт, час заправлялись, после чего Ганзель, соскучившийся, видимо, без своей законной сосиски, пива и Гретель, предлагает: а что, робя, вертаем взад, попробуем сесть? Гроза ползла на нас. Хули там, конечно, вертаем, в худшем случае про нас снимут фильм из цикла "Расследование авиакатастроф" на НатГео. Надеюсь, меня будет играть красивая стройная блондинка, постмортем-то всегда хочется казаться лучше.
Ничего, молодец был Ганзель, посадил пепелац, и бежали мы через все терминалы аэропорта Мюнхена, теряя заранее отложенные кирпичи на своем пути, получили "пис, сис!" от удалого немецкого погранца (отчего же наши пограничники всегда так запорно серьезны? Что шепчет им на ухо родина-мать?), были осмотрены в тех местах, существование которых у себя и своего багажа не подозревали, и даже успели проглотить первый за день кусок еды. Точнее, глотала я, а бедный котик Фл смотрел голодными глазами, склонившись над своим сиротским диетическим сухпайком. Салат был укусный, как кровь в жилах Грибоедова в версии Тынянова; это Бавария, детка. До Венеции вез нас разухабистый Винченцо, благодаря которому наши зубы чуть не остались на память грядущим поколениям в спинках передних кресел. А на следующий день, уже в Италии, признаки фламмерской холерной чумы обнаружились у меня, по поводу чего ночью я чуть было не пепякнулась крышечкой и поймала первую в жизни паническую атаку. А потом, в предрассветном венцианском мареве, открылась мне разгадка происходящего (кроме безблагодатности). День рождения, сука ты беспощадная, сколько жертв ты требуешь на свой алтарь.
****
На пляже Езоло атмосфера греческого загробного мира, люди отрешены, самопоглощены и равнодушны ко всему. Тела на лежаках изгибаются с грацией убоины на натюрмортах Гойи; впалые и висячие животы, шрамы, пятна пигментации, морщины, отекшие лодыжки старухи на диализе и тонкие гладкие щиколотки молодой грации (флорентийское золото волос и глаза цвета аквамарина), умирающие в колясках, в колясках же дети, сцепившиеся всей поверхностью кожи парочки - животные о двух спинах, в обнимку ухающие в прибрежных волнах - прыгай, Марио! прыгай, Лючия! Прав был Манн, что-то в отдыхе всегда про смерть.
***
В городе много немцев, и под них развита особая инфраструктура. Сегодня видели в магазине для туристов целый ряд пивных бутылок с портретом Адольфа Алоизьича Гитлера и с красноречивым названием Fuehrerbier. Проснись, Германия, так сказать. Кроме того, в изобилии подаются перстни с железными крестами. Будем надеяться, что ходят здешние немцы свиньей и в тевтонских шлемах.
***
Красивые лица местных: официантка в остерии - тонким профилем можно обрезать пальцы, кудри цвета тициановской позолоты, так и хочется поскрести полотно, чтобы разгадать секрет состава. Продавщица мороженого в летах, но сухощавая и грациозная, как девушка, глаза ледяной голубизны, жемчужные зубы в сотни раз ярче жемчужин на шее, снежная королева. С грацией ювелира вонзила стилет печенья в тушу мороженого, грацие, прего, потом закрыла лавку, села напротив нас и стала есть замороженный йогурт, один только раз бросив вежливую реплику: какой хороший воздух! По улице несся сирокко, забрасывая прохожих иглами пиний.
***
На пляже раздраженная соотечественница возмущается Адриатикой: поганое море, где рыбы, где водоросли, где кораллы. Чувствуется, как ей здесь тяжело и противно, и как хорошо в Тюмени у великого тюменского моря, среди рыб, кораллов и скреп. Не в коня корм.
***
Завтра мне двадцать девять. Сегодня море штормило, и самые отчаянные рисковали зайти по пояс, чтобы получить от стихии леща из смеси воды и песка. Ну, приветствуй своего повелителя, сказала я и тут же получила охапку пены в лицо: привет и тебе, дружок. Как бы глупа ни была астрология, но для меня вода какая-то особенная история, восторг, благоговение и уверенность в том, что стихия настолько большая и равнодушная никогда по настоящему меня не обидит. Щепка выдержит бурю. Мы стояли в воде, пока не начался дождь, и на меня снизошло венецианское равнодушие; завтра мне сто девять, тысяча сто девять, хоть бы и сикстиллион, а волны все равно будут здесь. Хорошо.